Итак разгадка
Aug. 30th, 2007 07:31 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
yulen_kaВот этой загадки. Ответы я расскринила. Собственно, называть мой вопрос загадкой неправомерно, т.к. я и не рассчитывала, что кто-то сможет дать правильный ответ. Это был скорее в некотором роде психологический тест, если можно так выразиться.
Человеческая логика работает по принципу стреотипов, иначе мы не умеем. Чтобы сделать выводы, нам надо на что-то опереться, а от чего-то оттолкнуться. И это, естественно, ведет к упрощениям, иначе просто невозможно. Поэтому после прочтения строчек про потомка Маккавеев, в голову прежде всего приходит мысль либо о сионистах начала века, вроде Жаботинского, либо о советских поэтах-евреях раннего послереволюционного периода. И то и другое логично, за исключением, пожалуй, только имени Багрицкого: человек написавший "если надо, то седую синагогу подожгу со всех сторон" и знаменитое "Происхождение", никогда не смог бы даже и помыслить о чем-то подобном.
Но автор этого стихотворения ни коим образом не еврей. Это действительно советский поэт, не из первого ряда, но вполне благополучный и признанный.
Советская эпоха во все времена своего существования была гораздо сложнее и неоднозначнее, чем представляется нам сейчас. Человеческая натура, даже самая одиозная и зловещая, не вмещается в рамки клише.
Например, Александр Фадеев - сталинский сатрап, отдавший на смерть многих писателей, которых он призван был как глава писательской организации защищать. Да и не только писателей - для закрутки сюжета "Молодой гвардии" ему понадобились внутренние враги, и он записал в предатели двух краснодонских девочек. Его не смутило то, что им в то время было всего по 12 лет, своей авторской волей он сделал их лет на пять взрослее, чтобы их преступление нельзя было списать на недомыслие. И действительно не списали, только не в книге, а в жизни: обеих арестовали и отправили на долгие годы в ГУЛАГ только на основании полета фантазии знаменитого романиста.
Но даже и тут все не так однолинейно. Фадеев, выглядевший как рубаха-парень от сохи, происходил на самом деле из интеллигентной семьи, получил прекрасное образование и был безусловно талантлив, по крайней мере вначале, пока не продал себя и свой талант дьяволу. И возмездие пришло значительно раньше последнего освобождающего выстрела - его бесконечные запои были бегством от кошмаров собственной кровоточащей совести. Фадеев - и из высших писательских чиновников не только он! - на самом деле пытался помочь Анне Ахматовой материально, и даже хлопотал об ее арестованном сыне, хотя в то время все это было совсем не безопасно.
Или Сергей Михалков, поведение и высказывания которого всем известны, и который при этом поддерживал материально и даже скрывал (или не препятствовал своей жене скрывать) у себя в доме вышедших из лагерей знакомых, которым запрещено было жить в Москве. И это не в вегетарианские хрущевские, а в людоедские сталинские времена.
Наверно символом того времени являлся Константин Симонов, в своих речах и статьях громивший безродного космополита Александра Борщаговского, а вечерами передававшего жене Борщаговского деньги, благодаря которым их семья смогла пережить страшное время. И жуткое симоновское завещание, по которому он потребовал не хоронить себя, а развеять прах над полем, где он воевал, можно объяснить возможно тем, что вероятно только на том поле он ощущал себя человеком, которому не стыдно за свою жизнь.
В любовном стихотворении, посвященном жене (В. Серовой) Симонов писал:
Ты говорила мне "люблю",
Но это по ночам, сквозь зубы,
А утром горькое "терплю"
Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,
Рукам, лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.
Эта двойственность, двуличность характерна и для взаимоотношений самого Симонова, да и многих других, с советской властью. Где было их истинное лицо, а где маска? Когда они были настоящими - когда с пеной у рта кричали власти: "люблю", или когда горько признавались себе: "терплю"?
Но вернемся к автору стихотворения, о котором шла речь в моей загадке. Это Михаил Дудин, советский поэт-фронтовик. В начале войны он оказался в блокадном Ленинграде, когда на фронт можно было доехать на трамвае. Дудин написал много стихотворений о блокаде, в одном из них он описывает защитников города, называя их имена. И один из солдат - это Гирш Леви. То, что при этом его генеалогия возводится автором именно к Маккавеям, а не к Буденному или Ворошилову, как было бы логично ожидать от советского поэта той эпохи, кажется мне интересным.
Стихотворение было напечатано в блокадной "Ленинградской правде". Я не знаю, перепечатывалось ли оно потом, и включалось ли в какие-либо сборники. Мой муж мальчиком наткнулся на чудом сохранившуюся дома газету, и запомнил эти строчки на всю жизнь:
Стоит с винтовкой Гирш Леви,
Потомок гордых Маккавеев.
Человеческая логика работает по принципу стреотипов, иначе мы не умеем. Чтобы сделать выводы, нам надо на что-то опереться, а от чего-то оттолкнуться. И это, естественно, ведет к упрощениям, иначе просто невозможно. Поэтому после прочтения строчек про потомка Маккавеев, в голову прежде всего приходит мысль либо о сионистах начала века, вроде Жаботинского, либо о советских поэтах-евреях раннего послереволюционного периода. И то и другое логично, за исключением, пожалуй, только имени Багрицкого: человек написавший "если надо, то седую синагогу подожгу со всех сторон" и знаменитое "Происхождение", никогда не смог бы даже и помыслить о чем-то подобном.
Но автор этого стихотворения ни коим образом не еврей. Это действительно советский поэт, не из первого ряда, но вполне благополучный и признанный.
Советская эпоха во все времена своего существования была гораздо сложнее и неоднозначнее, чем представляется нам сейчас. Человеческая натура, даже самая одиозная и зловещая, не вмещается в рамки клише.
Например, Александр Фадеев - сталинский сатрап, отдавший на смерть многих писателей, которых он призван был как глава писательской организации защищать. Да и не только писателей - для закрутки сюжета "Молодой гвардии" ему понадобились внутренние враги, и он записал в предатели двух краснодонских девочек. Его не смутило то, что им в то время было всего по 12 лет, своей авторской волей он сделал их лет на пять взрослее, чтобы их преступление нельзя было списать на недомыслие. И действительно не списали, только не в книге, а в жизни: обеих арестовали и отправили на долгие годы в ГУЛАГ только на основании полета фантазии знаменитого романиста.
Но даже и тут все не так однолинейно. Фадеев, выглядевший как рубаха-парень от сохи, происходил на самом деле из интеллигентной семьи, получил прекрасное образование и был безусловно талантлив, по крайней мере вначале, пока не продал себя и свой талант дьяволу. И возмездие пришло значительно раньше последнего освобождающего выстрела - его бесконечные запои были бегством от кошмаров собственной кровоточащей совести. Фадеев - и из высших писательских чиновников не только он! - на самом деле пытался помочь Анне Ахматовой материально, и даже хлопотал об ее арестованном сыне, хотя в то время все это было совсем не безопасно.
Или Сергей Михалков, поведение и высказывания которого всем известны, и который при этом поддерживал материально и даже скрывал (или не препятствовал своей жене скрывать) у себя в доме вышедших из лагерей знакомых, которым запрещено было жить в Москве. И это не в вегетарианские хрущевские, а в людоедские сталинские времена.
Наверно символом того времени являлся Константин Симонов, в своих речах и статьях громивший безродного космополита Александра Борщаговского, а вечерами передававшего жене Борщаговского деньги, благодаря которым их семья смогла пережить страшное время. И жуткое симоновское завещание, по которому он потребовал не хоронить себя, а развеять прах над полем, где он воевал, можно объяснить возможно тем, что вероятно только на том поле он ощущал себя человеком, которому не стыдно за свою жизнь.
В любовном стихотворении, посвященном жене (В. Серовой) Симонов писал:
Ты говорила мне "люблю",
Но это по ночам, сквозь зубы,
А утром горькое "терплю"
Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,
Рукам, лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.
Эта двойственность, двуличность характерна и для взаимоотношений самого Симонова, да и многих других, с советской властью. Где было их истинное лицо, а где маска? Когда они были настоящими - когда с пеной у рта кричали власти: "люблю", или когда горько признавались себе: "терплю"?
Но вернемся к автору стихотворения, о котором шла речь в моей загадке. Это Михаил Дудин, советский поэт-фронтовик. В начале войны он оказался в блокадном Ленинграде, когда на фронт можно было доехать на трамвае. Дудин написал много стихотворений о блокаде, в одном из них он описывает защитников города, называя их имена. И один из солдат - это Гирш Леви. То, что при этом его генеалогия возводится автором именно к Маккавеям, а не к Буденному или Ворошилову, как было бы логично ожидать от советского поэта той эпохи, кажется мне интересным.
Стихотворение было напечатано в блокадной "Ленинградской правде". Я не знаю, перепечатывалось ли оно потом, и включалось ли в какие-либо сборники. Мой муж мальчиком наткнулся на чудом сохранившуюся дома газету, и запомнил эти строчки на всю жизнь:
Стоит с винтовкой Гирш Леви,
Потомок гордых Маккавеев.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
офф
Date: 2007-08-30 08:25 pm (UTC)Re: офф
Date: 2007-08-30 08:33 pm (UTC)А тут про имена: http://hannale.livejournal.com/161048.html?thread=2607640#t2607640
:)